
С пониманием, но без сочувствия.
С пониманием, но без сочувствия.
Российский журналист Илья Жегулев (пока не признан иностранным агентом)
Оговорюсь сразу, если текст вызывает желание написать ответ, это уже хороший текст. И я пишу этот ответ на фоне серого зимнего московского неба. Когда я сдам его, то еще раз напомню главному редактору ЯРНОВОСТЕЙ, что в январе собираюсь уйти в отпуск, а он ехидно спросит: «Валишь, да? Покажи обратный билет», но мы оба знаем, что это шутка. Потому что мы остаемся и останемся. Уехать лично я готова в одном случае: спасая собственную жизнь от непосредственной угрозы здоровью или свободе.
Зачем же мы остаемся в нашей странной заснеженной стране с зимой на полгода, которую не то что в мире понять не могут, зачастую мы сами себя понять не можем? Ведь «все» — уехали…
Начнем с того, что мы не видим этих «всех». Да, среди уехавших есть и очень близкие друзья, но большинство из них продолжает работать в России, просто перейдя на вечную удаленку, и легко представить себе, что они просто продолжают сидеть в карантине 2020 года (как хорошо мы тогда плохо жили!).
Во-вторых, никакие «все» не уехали. Очень многие остались, не став героями эмигрантских медиа или бесконечных конгрессов и комитетов по освобождению России, а потому они и невидимы для уехавших.
В-третьих, еще раз давайте разберем, кто такие «все». Сразу оговоримся, что речь не идет о людях, которые покидали страну экстренно, спасаясь от мобилизации, а о тех, кто уезжал по идейным соображениям.
Итак, «все» — это те, у кого были деньги на переезд. То есть как минимум человек для этого должен быть хотя бы собственником хорошей квартиры в Москве, чтобы иметь некий пассивный доход. Для журналистики «все» — это издания, нашедшие себе спонсоров, инвесторов или грант, который позволил переехать сразу всем сотрудникам. Наконец, «все» — это люди, получившие предложения от иностранных компаний или же являющиеся достаточно ценными сотрудниками, чтобы сохранить удаленку в компаниях российских.
То есть «все» — это прежде всего наиболее обеспеченный класс, иногда воспроизводящий в соцсетях знаменитое «у кого нет миллиарда, тот лох». А у лоха, соответственно, демократических убеждений быть не может — иначе бы он уже поехал туда, где «все».
Остались, прежде всего, региональные редакции, которые, очевидно, никто и нигде не ждет, зато у которых есть читатели, которые без них, не поверите, и правда пропадут. «Московские гостиные» не так чувствительны к вопросам местонахождения медиа, которые они потребляют, а вот писать об условной Костроме из условного Еревана — занятие заведомо безнадежное. И, по логике «уехавших всех», заведомо ненужное и не ведущее к демократическим преобразованиям в головах того самого читателя.
Остались и столичные холдинги и их журналисты — RTVI, «Коммерсантъ», «Ведомости». Те самые медиа, сами названия которых вызывают у «уехавших всех» усмешку, так как, очевидно, о работе в условиях полной свободы речи не идет. Более того — оставшиеся коллеги, часть из которых я могу назвать друзьями, выпуская очередной текст «на грани», например, невосторженного отношения к СВО, не знают, ложась спать, смогут ли спокойно проснуться и продолжить работать, или же в 6 утра к ним придут изымать технику «за дискредитацию».
Их убеждают в том, что их работа не имеет смысла. Да и вообще, если, условно говоря, начальник отдела политики да хоть тех же «Ведомостей» в сердцах бросит все (в том числе — своих сотрудников) и уедет в «приличное место», то в эмигрантское медиа его все равно никто не возьмет. Ведь он писал не слово, созвучное с «волна», а «спецоперация», добавлял уже ритуальное «Минобороны считает данную информацию фейком» и злодействовал всеми иными способами, пытаясь через цензурные запреты достучаться до читателя.
И да, этих людей не существует — ведь «все» уехали.
Теперь поговорим об элитариях. Отъезд Анатолия Чубайса, безусловно, событие знаковое. Но прочтение «даже Чубайс разочаровался в народе, которому не удалось привить демократические ценности» является, на мой взгляд, ошибочным. Правильно: «Чубайс не смог привить российскому народу демократические ценности теми методами, которые при нем и его коллегах применялись». Уехавшие «все» элитарии — это часто люди из 90-х, чьи решения стоили совершенно реальных жизней тысячам россиян, что осталось неотрефлексированным ни самими элитариями, ни западными аналитиками, ни даже журналистами.
И да, они уже никому и никогда ничего не смогут объяснить ни про какие демократические ценности, особенно про ценность человеческой жизни.
Можно было бы даже добавить «и это хорошо», но скажем иначе: «Это не значит, что объяснять будет некому». Просто это будут делать совершенно другие люди, в том числе работающие в системе и при этом не одобряющие происходящее. И таких гораздо больше, чем можно себе представить.
Парадоксально, но в глазах уехавших «всех» мир внутри России оказался почти тождествен официальной картине, которую рисуют государственные телеканалы: несогласные свалили, Россия полностью заселена военкорами и благодарными жителями глубинки с ценностями коллективизма, консерватизма и всего, что продвигают та же сенатор Елена Мизулина и ее дочь Екатерина.
«Бог с ними, валим отсюда», — говорит Чубайс в старом интервью Петру Авену.
Бог — с нами. Остаемся.
Нас как бы нет, а мы существуем.
Предстоит пройти очень длинный и очень страшный путь.
Екатерина Винокурова
Специально для ЯРНОВОСТЕЙ
Фото:
Комментарии: